Три зимних месяца, как три чужих судьбы,
все тянутся, бредут исподтишка,
как эта неширокая река,
что продолжает течь под крышкой льда,
и ты ее попробуй задержи.
читать дальшеНо на моих ладонях нет зимы -
слепой ноябрь с ветром вместо крови
и юный март
навеки сочтены законным браком
(это значит - мною).
От одного к другому - долгий путь;
в моих руках - письмо от одного к другому:
"Не жди меня. Настань. Растай. Забудь."
Я кутаю простуженное горло в промокший шарф,
несу в руках конверт:
сквозь новый год, сквозь ночь, сквозь снег, сквозь зиму
и знаю, что дорога выносима,
лишь потому, что кто-то ждет ответ
в недавнем прошлом,
и теряет силы, которых, в приципе, и так почти что нет.
И скоро - вот - последний из изломов,
казалось, бесконечного пути,
и что осталось - реку перейти,
отдать письмо и завершить дорогу.
(С чужой судьбой так долго тет-а-тет
кому легко, а кто почти погиб.)
И светлый март,
не радостен, но жив,
настанет в одиночестве -
как, впрочем, он наставал и раньше.
Что с того!
Одна строка - и то почти что много,
я - почтальон,
мое заданье строго:
одного письмо от одного к другому
и от другому к первому
за год.Нечто переписывалось до позеленения и так-то не очень румяного автора, и теперь автор решил, что нечто вполне созрело, чтобы быть выкинутым. И отныне нечто - то ли слеш в стихах, то ли новостная колонка из газеты для умалишенных - совершенно самостоятельно бултыхается в проруби, а автор, стыдливо оглядываясь, скрывается с места преступления.
А в Петропавлоске-Камчатском продолжается вечная полночь.
-
-
30.08.2007 в 09:35молодец, что выложила.